Внезапно и неожиданно что-то написалось.
Наверное, очередной аватар страшного слова "сублимация".
>Ямашита Томохиса насвистывал незамысловатую мелодию, забираясь с ногами на свой широкий, мягкий диван. Который был рассчитан по меньшей мире на 5-ых, который пережил уже, кажется, все мыслимые и немыслимые катаклизмы, и за бесчисленными подушками которого можно было найти почти всё на свете.
Но вообще-то лучше всего на этом диване было в одиночку, причём желательно как можно дальше от всех ураганов и тайфунов мира.
Только вот прямо сейчас происходила наглядная демонстрация выживаемости любимой мебели ЯмаПи.
Ибо прямо сейчас на нём происходила схватка. Эпическая схватка. Не на жизнь, а на смерть. Схватка за последнюю бутылку пива. Подробности скрывало плотное одеяло, но судя по возмущённому ворчанию, перевес сил был на стороне Нишикидо. "Ну, образно говоря", - поправил себя Ямашита, вспоминая комплекцию Аканиши.
Ямашита покосился на очертания клубка рук и ног и попытался прикинуть, каковы его шансы не попасть под раздачу. Шансы были невелики, зато велико было нежелание сидеть на холодном полу. Поэтому Ямашита вздохнул и принялся уповать на удачу. Заодно для удобства закутался в единственный оставшийся плед и со стоической невозмутимостью захрустел чипсами.
Это было фатальной ошибкой. Впрочем, фатальной ошибкой было и закупить столько выпивки, затем опустошив запасы пугающе быстро. А тем временем из-под одеяла высунулась загорелая худая рука и, беспардонно ощупав колени Пи, выхватила у него всю пачку.
Пи даже пикнуть не успел, как остался без провианта. Этого его стоицизм выдержать уже не мог. С глухим рыком Ямашита полез под покрывало за похищенным добром.
В результате непродолжительной, но упорной борьбы чипсы неравномерно были поделены между Пи, Рё, Джином и диваном.
- Я теперь на крошках спать буду! - возмутился Ямашита, натягивая на себя край пледа.
- Ничего, - обезоруживающе улыбнулся Джин, предварительно обменявшись взглядами с Рё. - Мы тебе завтра поможем прибраться.
- Завтра? - Томохиса уже даже устал удивляться творящемуся здесь беспределу наглости. - Вы что, собрались ночевать у меня?
- Ну да, - невозмутимо кивнул Рё и добавил, вытащив из рук растерянного Пи последнюю чипсину и отправляя её себе в рот. - Ты же не оставишь двоих своих лучших друзей на улице посреди ночи.
- Иногда мне кажется, что надо бы... - Томохиса проследил путь чипсины мрачным взглядом.
И он собирался ещё что-то добавить, но тут его сверху неожиданно придавило. Очень тяжёлым, довольным и очевидно нетрезвым Джином.
Не удержав хрупкого равновесия, Пи рухнул назад, удачно приземлившись головой на горку маленьких подушек. Пора было принимать меры...
Впрочем, довольно сложно принять какие-то мало-мальски грозные меры, когда ты лежишь поваленный между подушками, на одной из которых написано "Sweet rabbit", а на другой - "Little house". А чудовище, которое одарило тебя этими розовыми сокровищами вместо обещанной футболки с логотипом Лос-Анджелеса, в данный момент нависает сверху и даже не думает слезать.
А вместо этого радостно вопит:
- Пиво или жизнь!
И никакой свирепо-возмущённый взгляд не был в состоянии спасти Пи.
После некоторого количества бесплодных попыток освободиться Ямашита оказался вынужден прибегнуть к последнему средству. И как можно жалобнее, трагическим шёпотом проговорил:
- Рё, спаси! Кажется, мне уже начинает не хватать кислорода...
И услышал неизбежное:
- А что мне за это будет?
Итак, теперь речь шла лишь о позорной капитуляции. Ибо с этого момента дальнейшая судьба холодильника Ямашиты была предрешена.
Впрочем, как ни странно, всё оказалось вовсе не так страшно. Только вот пиво давно кончилось... Зато уже через 15 минут вся компания восседала на том же диване под более-менее честно поделенным на всех пледом с кружками горячего шоколада.
А тем временем за окном быстро сгустились сумерки, практически мгновенно сменившиеся жаркой южной ночью.
И комнату накрыла темнота. Но почему-то ни у кого не возникло даже мысли о том, что хорошо бы подняться и включить свет.
Наверное, слишком удобно было вот так втроём под чуть колючим пледом, под обжигающим ароматом шоколада.
- Не толкайся, - Пи возмущённо пихнул Джина под бок, чуть не расплескав пол кружки в процессе.
Где-то рядом усмехнулся Рё:
- Пятна с дивана отстирывать сам будешь...
Томохиса потянулся толкнуть и его, как вдруг странно притихший Джин неожиданно сказал:
- Свеча. Давайте зажжём свечу.
Потом они долго спорили, и Пи упрямо не соглашался, сначала потому что свеча на диване это бред, а потом, когда ему объяснили что на диване зажигать никто не собирается, уже просто из упрямства и потому что он тоже немало выпил.
В итоге они все переместились на пол, прихватив с собой процессию из подушек, шоколада и пледа. И Рё пошёл искать свечу, которая, как точно помнил Ямашита, была либо на кухне в шкафчике для посуды, либо у него в спальне на комоде, либо где-нибудь в коробке в коридоре, либо, что ещё вариант, где-то рядом с диваном.
Рё почти сразу забил на поиски, но, зайдя в ванную ополоснуть лицо, наткнулся взглядом на целый батальон свечей, выстроившихся по соседству с зубными щётками.
Он вернулся с добычей и потом долго чиркал зажигалкой Джина, с риском покалечить себя или окружающих.
В итоге Ямашита отнял орудие пытки и в конце-концов добился желаемого.
Когда слабый огонёк на вершине чуть серебрящегося воскового столба осветил сосредоточенное лицо Томохисы, он поднял глаза и встретился взглядом с Нишикидо.
Пи улыбнулся, но улыбка вышла не особо уверенной. И Рё в ответ только безразлично скривил уголки губ.
Наверное, он был слишком пьян. Да, должно быть дело в этом... Только можно ли быть слишком пьяным, чтобы улыбаться...
Пи показалось, что от свечи по комнате начинает распространяться едва ощутимый аромат корицы.
Как нравится Рё... Странно, но пламя снова выхватило из ночной темноты склонившегося над свечой Рё.
Кажется, решил остановить стекающий набок воск. Наверное, поэтому.
Пи отодвинулся подальше. И оттуда, из безопасной темноты следил за тем, как ресницы отбрасывали тень на загорелую щёку, а в неярком свете заметнее становилась россыпь бледных родинок.
Мысли Ямашиты - просты и незамысловаты. И они складывались одна с другой в какой-то странный карточный домик.
Томо чувствовал, что пьян, но сквозь алкогольный туман настойчиво пробивалось какое-то глухое подавленное отчаяние, казавшееся слишком настоящим.
"Красиво. Рё - красивый. Скорее даже не так. Обаятельный, по-особенному. Не как все. Когда только успел... Почему я не запомнил момент, когда он стал таким? Таким? Я же даже не могу сказать, что имею в виду. Наверное он особенный. И сильнее всего сейчас.... пока молча смотрит на огонь и думает о чём-то. Или о ком-то".
Пи вздрогнул.
Он вспомнил короткие красноречивые взгляды, яркие, вызывающе яркие засосы, заметные даже на загорелой шее, самодовольные улыбки. И быстро, сильно сжатые пальцы за спиной, украдкой.
Почему-то его всегда это раздражало, и хотя Томохиса молчал, но...
Рё шутил, что Пи ревнует и что ему пора найти себе кого-то, пока кровать дома не заросла паутиной или ещё чем не особо удобным для секса.
Шутил, по-хозяйски обнимая Окуру Тадайоши.
И сейчас Томохиса думал, что да, чёрт побери, он ревнует. И что, наверное, Рё такой в мире один, и прочие тупости. А ещё Пи думал, что пьян, и это всё завтра пройдёт.
И на языке вертелись глупые слова. И он был рад, что слишком пьян и слишком хочет спать, чтобы говорить.
Потому что чушь.
Но его взгляд всё также беспомощно цеплялся за резкие черты худого лица.
Наверное, слишком отчаянно цеплялся.
Рё поднял глаза, удивлённо перехватив взгляд, и улыбнулся чуть шире.
По правде говоря, у Нишикидо противно ныла голова, но говорить об этом окружающим желания не было никакого.
Он бесцеремонно толкнул Джина, проворчав:
- Двигайся, жирдяй!
И удовлетворённо хмыкнул, когда Аканиши сонно и возмущённо заворчал, пододвигаясь.
Нишикидо полулёг на Джина и посмотрел на тонкое пламя свечи. А потом закрыл глаза: ароматизированная, мм, кажется "Бейлиз", по крайней мере запах именно такой: сладкий почти до приторности и ощутимо алкогольный даже сейчас...
Рё бесшумно усмехнулся. Куда больше? Он и так хватил лишку. Как бы глупостей не наворотить.
Например... Он чуть ощутимо ущипнул за бок сонного Аканиши. Тот почти не заметил.
Например... Рука Рё опустилась к бедру Джина.
Рё облизнул пересохшие губы: да, чего тут скрывать, он хотел бы Джина. Одну ночь, даже Тадайоши бы понял. В конце концов, они уже столько вместе. И с тем и с другим.
Да, бредовая идея, конечно. Бредовая, но охренительно навязчивая. И заманчивая.
Как сам Джин. В нём всегда это было. Что-то, что заставляло смотреть только на него. Может быть дело в красивых, по-женственному чувственных губах. Или в чересчур выразительных глазах. Или в движениях, которые неприкрыто намекали на нечто большее.
Впрочем...
Потянувшись, Рё растрепал Джину волосы почти ласковым жестом. Всё равно пьяный - не заметит, можно. Сейчас много что можно, наверное. И не суть, что у Рё есть Окура, а у Джина есть Каменаши.
Нишикидо любил Окуру: это была крепкая надёжная связь, уже начисто лишённая романтики, скорее дружеская любовь, к которой приятно возвращаться вечером после трудного дня.
Про такую знаешь, что она есть, и что будет. Тоже знаешь.
А Джин... Рё прищурился в темноте, как кошка. Джин не мог бы дать ему такую. Он ревновал бы к каждому встречному столбу и в конце концов они расстались бы, с ворохом воспоминаний и раздробленными до мелкой ледовой крошки чувствами. И пожалуй это было бы больно.
Если бы...
Рё скривился: он же думал только о переспать. И так и останется. Ни о чём больше. О другом он просто не станет думать. Точка.
Блин, как же голова болит...
Нишикидо напряжённо потёр лоб, на что в ответ получил недовольно джиновское "не ворочайся".
Но Рё не прекращал, и Джин, хмурясь, старательно распрямился.
По правде говоря, Аканиши нервничал. Впрочем, всё было предсказуемо: Аканиши нервничал всегда, когда рядом был Пи.
Джин протянул руку к свече, глубоко вдыхая терпкий вишнёвый запах .
Он закусил губу и отстранённо отметил, что Пи почти засыпает: часто по-детски трёт слипающиеся глаза, сонно улыбается... Как раньше, когда они были маленькими.
Только когда они были маленькими, Джину никогда так не хотелось оттолкнуть Томохису прямо на толстый шерстяной ковёр за спиной и глубоко, сильно поцеловать.
Аканиши покачал головой: что бы сказал Каменаши.
Нахмурился бы, болезненно и серьёзно, сказал бы, что давно пора рассказать Томохисе. Рассказать о друге, который с джуниорского периода всё никак не может перестать думать о том, что дружба всё-таки не любовь. И не может сказать.
А может Каме просто сел бы рядом и обнял. Казуя его любил. Джин не очень понимал за что, как не очень понимал, почему Каменаши приходил к нему, в любое время, даже ночью, если надо. Если надо рассказывал что-то отвлечённое, наверное, важное. Хотя Джин никогда не слушал. А потом пил горячий, почти чёрный чай, отвечал на жадные, голодные поцелуи, прощал...
Хотя и понимал. Всё.
А Джин опять срывался, как только слышал в трубке знакомый голос. И врал, что он точно может приехать. А Каме в отъезде. А он же друг. И повторял это "друг" себе много раз, уже в одиночестве, пытаясь восстановить сбитое как после бега дыхание, когда Каменаши в очередной раз не выдерживал и уходил.
И Аканиши никогда не чувствовал себя в безопасности, когда смотрел на это слишком красивое лицо. Но здесь он был на своём вместе. Рядом. Не вместе, но рядом.
Ведь это "рядом"всё-таки лучше, чем "далеко".
Даже тогда, когда глаза у Пи такие холодно-равнодушные. Ничего не выражают, ни о чём не говорят. Как всегда.
Или может не всегда. Не такие равнодушные, когда он смотрит на...
Джин запрещает себе продолжать собственную мысль. На этом месте всегда.
И сейчас. Вместо этого Аканиши сделал большой глоток остывшего шоколада и вслух, негромко сказал первое-логичное-не о Томо, пришедшее на ум:
- Спать хочется.
Томохиса рассеянно кивнул, щурясь на часы, которые где-то там поблизости висели.
- Да, - быстрый взгляд на обоих. - Вам постелить на диване?
Рё потянулся:
- Нет уж, спать втроём будем. Не отвертишься.
Они притихли на несколько секунд.
А потом Ямашита Томохиса поспешно затушил свечу.
Нужно ещё застелить диван и убрать кружки.
А ведь уже так поздно. Слишком поздно, пожалуй.