Поскольку последнее время я как-то слишком много слушаю One of a Kind, он же Gold N Diamond Boy, а я даже про него как-то писала, решила вытащить из недр дневника историю про него, соединить свой конструктор в один текст и выложить себе одним постом, чтобы потом можно было перечитать.
В процессе выкладывания я поняла, что это самое укуренное из всего, что я писала. И да, Джи Ди тут слишком холодная эгоистичная котяра. Если, конечно, не учитывать концовку.
Хотя вообще это было почти обычное РёПи.
Иллюстрация к...
Рё опрокидывает стопку текилы залпом, не морщась.
"Да он просто сучка крашеная", - замедленные алкоголем мысли больше похожи на глухое бессильное рычание, чем на ярость.
Нишикидо бросает взгляд в сторону дальнего угла бара и отворачивается. Всего каких-то полчаса назад.
Полчаса.
Он ухмылялся криво, смотрел на окружающих с плохо скрытым презрением и поминутно проводил пальцами по волосам. Волосам какого-то немыслимого сиреневого оттенка. Раскосые, будто всегда прищуренные глаза были густо подведены, и на дне их ясно читались издёвка, ленивое равнодушие и чувство собственного превосходства. Например, над ним, Нишикидо Рё. Над его мятой футболкой, растрёпанными волосами и тёмными от загара, пропахшими табаком пальцами.
- Эй, детка, - японские слова звучали неумело, с вызовом, - повтори.
Многочисленные кольца звенят о тонкое стекло дорогого бокала, и Нишикидо кажется, что он слышит этот звон даже отсюда, со своего конца длинной стойки, даже спустя полчаса.
Девушка за барной стойкой поспешно подлила в его бокал густую красную жидкость, напоминающую кровь. Вкус у кровавой Мэри в этом баре необычный, пряный, наверняка с некими дополнительными ингридиентами, "для своих". Рё хорошо помнит этот вкус. Он будто и сейчас ощущается где-то под языком, горьковатый, полынный.
Тогда он склонил голову и бросил короткий взгляд из-под чёлки в ту чернильную пустоту, где всё это время находился Нишикидо. Взгляд настороженный, как у хищника, почуявшего добычу. Или угрозу, что в его случае одно и тоже. Такие как он уже ничего не опасаются, они уже слишком далеко зашли, чтобы останавливаться на половине пути, чтобы не случилось.
Даже если он заметил чужое присутствие, заметил, что за ним наблюдают, это было не так уж важно. Взгляд упирался в зеркало за барной стойкой, в котором отражался опасный блеск глаз.
"Да ему всего 24, кажется. Откуда это всё? Где он научился играть в эти игры?" - мысли у Нишикидо, впрочем, тоже были странно равнодушные.
А он молча продолжал пить, методично, не спеша, так, как это делают люди, которым нужно что-то забыть. Что-то или кого-то.
Рё знал только его сценическое имя, G-dragon, и оно больше напоминало имя какого-то духа, чем реального человека.
Нишикидо настолько погрузился в размышления на эту тему, что не заметил очевидного. GD был больше не один. На его плечо опустилась рука и неторопливо сжала. Даже в темноте можно было догадаться, что G-Dragon едва заметно улыбнулся. Это был ответ на мягкую, короткую улыбку, которая могла, пожалуй, принадлежать только одному человеку в мире. Нишикидо отодвинулся дальше в тень, чтобы Томохиса не заметил его.
***
Нишикидо немного ведёт. Не то, чтобы он надрался. Просто. Просто.
Стеклянный дождь за окном медленно растворяет ночь. И огни Токио, они тонут, становятся мутными и мягкими. Город не спит. Никогда. И кажется, у него постоянная мигрень от бессонницы.
Рё сам не помнит, зачем он пришёл сюда. На автомате что ли. Запасные ключи месяцами валялись на дне спортивной сумки, и они никогда не были нужны.
Потому что он не приходил сюда один.
Рё садится на кровать и проводит рукой по подушке. Любимая подушка Пи-чана. Часто по утрам он по-детски утыкается в неё носом, крепко прижимая к себе, будто не желая расставаться. Глупая привычка. Но какая-то особенная.
Нишикидо касается её пальцами, когда где-то в коридоре громко щёлкает замок входной двери.
Он поднимается бесшумно и медленно идёт по сонному пустому коридору.
От входной двери в квартиру проливается густая волна искусственного света, почти ослепляя. Пока Рё прикрывает глаза рукой, защищаясь, до него доносится мягкий звук поцелуя. И Нишикидо отступает глубже в тень.
Свет заставляет тускло блеснуть ряд колец в ухе, делает голубоватые волосы почти прозрачными. G-Dragon настороженно оглядывается, но ничего не замечает. Он стягивает на ходу куртку, цепляясь шипованными плечами за браслеты на тонких запястьях, и снова жёсткая усмешка кривит его губы. Он делает резкое движение, прижимая собой к стене, и тогда пряди длинных рыжих волос стоящей перед ним девушки падают ему на плечо.
G-Dragon небрежно откидывает их назад, резковато-привычным движением заставляет её согнуть ногу и, подхватив под коленом, заводит назад, прижимаясь вплотную.
Девушка почти дрожит, когда G-Dragon, наклонившись, проводит губами по загорелой полоске кожи в вырезе платья.
Оцепенелая ярость оставляет Нишикидо, он делает шаг вперёд , мгновенно нашаривая выключатель.
Лампа в коридоре неяркая, но её мягкого света итак слишком много. Девушка замирает, тяжёло дыша, приоткрыв густо накрашенные алой помадой губы. Она поворачивает голову на свет, но смотрит перед собой невидящим взглядом, куда-то сквозь Рё. Зато его отлично видит G-Dragon. На долю секунды на его лице появляется выражение замешательства, тут же сменившееся вызовом.
Впрочем, Нишикидо нечего ему сказать.
Он молча проходит мимо и захлопывает дверь за собой, оставляя призрачный свет внутри квартиры.
***
- Как твои дела? - такое чувство, что больше слов не осталось. Во всём проклятом городе - ни одного слова. А когда-то их были сотни, тысячи.
- Ничего, - Томохиса кивает так, как будто только что ответил на сложный вопрос очередного интервью.
"Ваши творческие планы", " о чём Ваша последняя песня", "какой токийский ресторан Вы порекомендуете"... Ненужные ответы будто незримо присутствуют, оседают прозрачным невидимым снегом.
- Как дела у G-Dragon-а? Надеюсь, японский даётся мало-помалу. А то мы тут встретились недавно, двух слов связать точно не мог, - Нишикидо сосредоточенно рассматривает салфетку перед собой.
- Неудачная шутка, - Ямашита хмурится, и едва заметная складка пролегает между его бровями.
Вздохнув, он спрашивает:
- И как же вас угораздило встретиться? - в голосе так несвойственная Томо ирония.
Нишикидо хочет рассказать, объяснить, предупредить. Но Томохиса впервые за долгое время выглядит спокойным, выспавшимся и счастливым. Счастливым, чёрт возьми.
Рё облизывает губы, делает большой глоток коричневой остывшей бурды, когда-то бывшей кофе, и отрывисто отвечает:
- Встретил, а потом понял, что обознался.
Томо рассеянно кивает и говорит каким-то совсем другим тоном:
- Как ты? Совсем пропал.
Этот вопрос как раньше. Как будто ничего не было. Как будто в этом мире они особенные. Но от этого "как будто" только больнее.
- А я-то что, - Нишикидо умело имитирует ленивую кошачью улыбку, смотрит в глаза. - С парнями недавно встречались. Я тебе не рассказывал, что Бару, пока трезвеет, поёт как горный козёл? Тональность один в один.
- Не рассказывал, - Ямашита выглядит примерно так, как могла бы выглядеть заинтересованная в рассказе мраморная статуя. Он окружён безупречностью своей сдержанности как неприступной крепостью.
Раньше её не существовало: в том мире, в котором они были особенные.
Нишикидо не видит причин не выложить спрятанный в рукаве козырь. Не понимает, почему молчит.
Просто молчит и всё.
Тяжело признавать своё поражение сопернику, которого считаешь достойным. Особенно когда ты обязан выиграть. Так же будет лучше, правда? Всем, блин. Все будут счастливы. Но эта цель не стоит жертв.
Поэтому Рё может позволить себе только посмотреть в глаза Томохисы.
***
Джи выглядит раздражённым. Хотя правда в том, что он просто вымотан. В этом городе дожди каждый день, чтоб их.
Так думает и Рё, пока ждёт его в пустоте безлюдной улицы. Неоновые отблески почти не проникают сюда, не касаются его напряжённых плеч.
Нишикидо всё это время не поднимает низко опущенной головы, но каким-то образом чувствует приближение G-Dragon-а. Он неторопливо делает шаг вперёд и смотрит ему в лицо, в расширившиеся зрачки. Выпад резкий, звук от него глухой, когда кулак жёстко впечатывается в щёку. И будто серьги в ушах мелодично звенят.
G-Dragon слизывает с уголка губ каплю крови, как будто пробует острую приправу, и повторяет движение зеркально.
Нишикидо не пытается защититься, будто подставляет лицо. Словно резкая, обжигающая боль может замедлить стук сошедшего с ума, сломанного сердца.
Оба молчат. Нет ни причин, ни поводов, ни объяснений. Есть только смысл: жестокий до искренности, и неизбежный до отчаяния.
Нишикидо уже сам не понимает, кто из них не может остановить размеренные, точные удары в живот противника: продолжает ли его рука сжиматься в кулак от напряжения мышц чужого живота или от собственных попыток не зарычать от боли и злости.
Когда всё кончается, оба, тяжело дыша, прижимаются спинами к стене. Они не смотрят друг на друга. Здесь нет победителя, как нет и проигравшего. Но Нишикидо знает, что удача не на его стороне. И сегодняшняя попытка забыть это не удалась.
Не глядя в сторону сползшего по стене G-Dragon-а, Рё поднимает с земли разодранную куртку, оттирает кровь с костяшек пальцев и медленно, шатаясь, бредёт на свет центральной улицы. Он кажется себе немного сумасшедшим, и всё же шепчет "всё равно, слышишь, всё равно".
Рё не помнит, как доезжает до дома, а на утро его будит смс с двумя короткими словами "Как ты?" Они принадлежат не тому человеку, которому должны. Хотя это всё лучше, чем ничего. Вся беда в том, что произошедшее кажется призрачной попыткой из сна.
Нишикидо не может ручаться точно, кого именно он встретил вчера ночью.
***
- Что случилось вчера? - Томохиса снова сидит напротив и хмурится. - Подрался с кем-то?
Нишикидо пытается улыбнуться разбитыми губами и молчит.
- Скажи мне, что всё это значит? - холодно и требовательно.
- Знаешь, я вчера сочинил новую песню. Она про одного идиота, который ни хрена не смыслит в любви.
- Я тебя не понимаю, - Ямашита начинает раздражаться.
- И не надо, - Рё огрызается, пытаясь скрыть этим беспомощность. Он хочет уйти и хочет остаться.
Они молчат некоторое время. О чём-то прошлом, о том, что уже нельзя изменить.
Первым не выдерживает Ямашита. Он поднимает глаза на Рё и смотрит как-то умоляюще, беззащитно.
Хочется протянуть руку, погладить и сказать "я с тобой, рядом". И шёпотом добавить "родной". Но сил не хватает разрушить то , что построено не самим Рё.
- Я пойду, ладно? - эти слова выходят грубее, чем хотел бы Нишикидо, отрывистее и проще.
Он чувствует спиной взгляд, но не оборачивается.
Этот вечер достаётся тишине. В ней лучше сочинять, пустые, странные слова. И в промежутках, на полях, - то, что хочешь сказать на самом деле.
"Я не хочу причинять тебе боли.
Прости.
Прости.
Прости.
Твоё лицо - такое счастливое.
Я счастлив".
Нишикидо рычит от боли где-то в сердце, но прежде чем закрыть тетрадь, дописывает последнюю строчку:
"Мне больше нечего сказать".
***
Люди хотят быть сильнее. И он тоже хочет. Он хочет быть тем Нишикидо Рё, у которого хватит сил. Чтобы защитить. Чтобы не оступиться, не сделать шаг назад. Остаться идеальным другом. Таким, какого заслуживает Томо.
Но иногда выход нельзя найти, просто потому, что его нет.
И слишком часто бывает так, что сердце не бьётся, а разрывается, как атомная бомба, оставляя клочки радиоактивных мыслей и чувств.
И кровь внутри обжигающе горячая.
И невозможно остановиться, понять, что делаешь, успеть отдёрнуть руку.
Ямашита вздрагивает от резкого, отрывистого, сердитого звонка в дверь.
Он знает, кто там стоит и не удивляется, когда после предательски жёсткого щелчка видит за порогом знакомое лицо.
Собственный голос подводит, становится более хриплым:
- Я не мог не прийти. Знаешь, та песня. Я дописал её. Она обо мне и о тебе.
- Я знаю, - Томохиса молча делает шаг вперёд. Так, как люди шагают в клетку к хищному зверю.
Этот разговор и правда похож на клетку.
Томо протягивает руку и касается волос.
- Ты промок, - шёпотом.
Когда Томохиса обнимает сильнее, можно почувствовать, что его тело мелко вздрагивает от внутреннего напряжения. Но голос не дрожит:
- Я ждал тебя, всё время, с тех пор, как ты ушёл тогда.
- Сегодня я буду только с тобой, - слова даются с трудом, в горле стоит какой-то непонятный ком, или возможно, оно просто пересохло от недавнего почти бега по пустым улицам.
Губы Томохисы тоже отчего-то сухие и горячие, как от лихорадки.
- Ты промок, тебе нужно в душ, - снова тот же шёпот.
- Пожалуй, я сейчас вернусь, - короткий кивок.
Он на ходу скидывает мокрую рубашку, оставляя её вызывающе-ярким пятном посреди тёмного коридора.
Душ включается со звуком, похожим на щелчок пробки шампанского, и струи воды касаются ледяной кожи как-то бережно, мягко. Он подставляет лицо, нехотя открывает глаза и проводит ладонью по запотевшему стеклу зеркала напротив.
И чуть усмехается.
Немного грустно, слегка отчаянно, почти довольно. А потом вытирает щёку.
На пальцах остаются разводы стекающей по щекам подводки, похожие на негатив слёз. Намокшие волосы теряют свой странный неестественный оттенок, становятся темнее.
Кажется, что атомная бомба внутри обернулась химической и ядовитым облаком заполняет мысли, а кольца и браслеты становятся тяжелее, натирают руки.
Когда он прижимается носом к стеклу и тихо рычит, старая татуировка на лопатке влажно блестит.
Остаётся только вздрогнуть, когда Томохиса стучит в дверь пару раз и спрашивает:
- Чжиён, ты в в порядке?