Что-то давно не писала о них Соскучилась. Хотя в этом кусочке как-то слишком много экспериментального. Али у меня галлюцинации?
Ямашита откинулся на стуле и заученно-измученно выжал из себя улыбку для сидевшей напротив журналистки, отчего та заметно покраснела.
- Рё-чан? - задумчиво повторил Томохиса, - да, он мой близкий друг, мы с ним друг друга очень любим. Иногда даже засыпаем обнявшись.
Ямашита невесело смеётся и почти физически чувствует, как его смех превращается в такой же смеющийся иероглиф в скобочках после ответа.
Молоденькая журналистка нервничает и украдкой бросает на него неуверенный взгляд, явно желая услышать что-нибудь ещё на эту тему, но опасаясь спросить.
Пи чуть заметно устало выдыхает и, потерев нос, послушно продолжает:
- Он очень милый и добрый человек, - пожимает плечами, - я совершенно не понимаю, почему другие считают его сложным и вспыльчивым. Вы только на него посмотрите внимательнее и поймёте, что Нишикидо Рё на самом деле - мягкий и ранимый.
Время интервью выходит и оба - и журналистка, и Ямашита,- облегчённо переводят дух. Они оба устали от долгого и однообразного разговора, а Пи к тому же чудовищно проголодался за эти полтора часа.
Выходя из комнаты, девушка бросила на Пи робкий взгляд:
- Ямашита-сан, можно ещё один вопрос, от меня. Мне просто интересно.
Томохиса подавил в себе раздражение и усталость и кивнул.
- Скажите, а это правда? Про Нишикидо-сана? Он действительно не такой, каким все его считают? Это возможно? - в её голосе прозвучала какая-то смутная надежда.
Ямапи промычал что-то удивлённое. Он не ожидал, что даже среди журналистов есть фанаты.
Уже не пытаясь скрыть свою измотанность и сонливость, Томохиса тяжело прислонился к двери:
- А как вы думаете? Он же обычный. Не может быть ни очень уж хорошим, как я говорил, ни таким ужасным, каким, похоже, кажется вам. Но... - Пи помедлил и слабо скривил губы в полуулыбке, - по правде говоря, пожалуй, всё-таки второй вариант справедливее. Я бы добавил про Рё ещё слово циничный.
Пи ушёл, оставив девушку с открытым ртом и грустными глазами стоять в проёме комнаты.
По дороге домой ноющая боль в голове отчего-то всё прокручивала и прокручивала его же собственные последние слова. Когда Пи остановил машину напротив дома, то, прислонясь лбом к холодному стеклу дверцы, устало подумал, что заболевает. И что доводить себя до такого, наверное, нельзя. А ещё, что точно нельзя так говорить про Рё.
Но Пи не было стыдно за свои слова.
Даже тогда, когда он, зябко ёжась, зашёл в тёплую комнату, и "ужасный" Рё обнял его, а потом, бесцеремонно устроив голову на плече, радостно прохрипел "С возвращением"! И придирчиво сжал холодную руку, потянувшуюся к его лицу: "Эй, ты замёрз? Блин, да там точно дубняк! Что молчишь? Ну, устал так точно. Пойду сделаю горячего чая".
Томохиса опустился на диван и грустно хмыкнул своему отражению в плоском экране телевизора. Может быть, именно в наказание за свои слова, он умудрился-таки простудиться.
Но Пи всё ещё не жалел о тех словах, когда, сидя рядом на краешке дивана, "циничный" Рё осторожно дул на мягкий рис, чтобы тот поскорее остывал. А потом терпеливо кормил с ложки принявшего несчастный и больной вид Томохису.
Рис был немного недоваренный и совсем не немного переслащенный, но Пи молча ел. И только тогда, когда Рё попытался заставить его проглотить совсем уж слоновью порцию, Пи отодвинул ложку от своего носа и внимательно посмотрел на Нишикидо, стараясь поточнее запомнить сосредоточенное и грозное выражение, с которым Рё помешивает рис.
-Что? - Рё поднял вопросительный взгляд.
Томохиса улыбнулся:
- Пусть думают, что хотят. Зато так они тебя не отнимут.
Рё озабоченно приложил ладонь к его лбу:
- Жар, вот уже и бредить начинаешь, - грустно констатировал он.
Ямапи рассмеялся, приподнимаясь на подушках, чтобы прохладная ладонь дольше касалась его лица.