Непоправимо падка на вишни с джином в обществе чеширских котов
Небольшая зарисовка...
читать дальше
Он едет по встречной, до конца выжимая педаль газа. Ночной дождь бросает нервные капли на оконное стекло, и впереди мерещатся призраки бессонной ночи.
- Будешь кофе? Томо, будешь кофе?
Как ожог сигареты - виска касается что-то обжигающе горячее. Либо пластиковый стаканчик, либо отчаяние.
- Томо, у тебя холодные руки, Боже, Томо, такие холодные
Он смаргивает с ресниц дождь.
Он спокоен, до одури, до нервной дрожи. От этого где-то внутри ломается клетка за клеткой душная уверенность в себе. Уже много лет ломается.
- Рё, перестань.
Он не знает, кого уговаривает, когда отталкивает горячие ладони от своего лица.
И в тишине тают сигаретным дымом несказанные слова.
Томохиса закрывает глаза и пытается выровнять дыхание скоростью.
- Как ты, Томо, как ты? - и опять это имя, как чужое, но какое-то очень нужное.
- Не называй меня так, - слова вырываются несвойственным ему рваным рыком. И звучат так, как будто это говорит Рё.
- Хорошо, - Рё беспомощно улыбается. Беспомощно и несчастно, так, как умеет только он, когда никто их не видит. За закрытыми дверями эта раненая улыбка, непохожая на привычную хищность - удар поддых. Нечестный приём, пробивающий бронь, ускоряющий отмирание.
Хочется шептать что-то банальное и нежное, чтобы вернуть вместо пустоты ласковые, чуть шершавые пальцы на щеке, на шее, на душе. Хочется вернуться назад и не бояться сказать об этом.
Но получается что-то другое.
Потому что Томохиса умеет проглатывать ком в горле и идти куда-то вперёд, в акварельную размытость приближающегося серого рассвета. Это глупое умение - одно из немногих, которыми он гордится.
Но врать себе с каждым днём всё труднее, и он опять набирает знакомый номер и слушает дежурные ответы на дежурные вопросы. А когда формальности кончаются - слушает красноречивую тягучую тишину.
И в конце знакомо-хриплое:
- Ну-я-пойду-спасибо-что-позвонил?
Именно так, сплошным вопросительно-утвердительным текстом.
И надо сказать "да", но получается глупое, вырвавшееся из-под контроля, слишком резкое "когда мы увидимся?"
Тон Нишикидо скучающий, немного усталый, в нём сквозит раздражение:
- Не знаю, ты же знаешь, какой сейчас плотный график. Через неделю, может, через 2, спишемся наверное.
И Томохиса слышит рефреном, машинописным стуком, барабанной дробью дождя за стеклом короткое английское слово never.
- А знаешь, вот какая интересная штука... - Аканиши устраивается в кресле удобнее, доведённым до автоматизма движением поправляет шляпу и ухмыляется. - Есть слова, которые не повторяются в разных языках.
Томохиса слушает растерянно, вполуха, и не может сейчас точно определить, где в монологе Джина светский трёп о погоде, а где не слишком умелые попытки поднять ему настроение.
После затянувшейся паузы до Ямашиты доходит, что Аканиши ждёт какой-то реакции на свои слова.
- Например? - спрашивает он и отворачивается к окну.
- Never, - Томохиса чувствует взгляд Джина на своей спине. Иногда он не знает: то ли Джин умеет читать мысли, то ли он настолько хорошо изучил чужую душу.
- Never, - повторяет Аканиши. - В японском нет такого слова. Я всё не могу понять, почему. Может мы просто считаем слишком невежливым говорить кому-то такое. А может мы просто охренеть какие оптимисты.
- Пожалуй, - равнодушно кивает Томохиса, отводя взгляд.
Он не знает, где кончается сон, а где начинается реальность. В призрачном рассветном мерцании за окном ещё не растаяли ночные призраки. Сквозь тонкую ткань занавесок один тонкий, невесомый луч проникает вглубь комнаты и тает, не касаясь едва ощутимым теплом руки Томохисы.
И короткая трель пришедшей смс больше похожа на отзвук сна.
Всего одно слово
Привет.
Это не объяснение, это не выход, даже тени надежды нет в этом слове. Но Томохиса тихо улыбается.
В это утро он наконец догадывается, почему в японском языке нет слова "никогда".
Потому что "никогда" - это слишком долгое расстояние до встречи.
читать дальше
Он едет по встречной, до конца выжимая педаль газа. Ночной дождь бросает нервные капли на оконное стекло, и впереди мерещатся призраки бессонной ночи.
- Будешь кофе? Томо, будешь кофе?
Как ожог сигареты - виска касается что-то обжигающе горячее. Либо пластиковый стаканчик, либо отчаяние.
- Томо, у тебя холодные руки, Боже, Томо, такие холодные
Он смаргивает с ресниц дождь.
Он спокоен, до одури, до нервной дрожи. От этого где-то внутри ломается клетка за клеткой душная уверенность в себе. Уже много лет ломается.
- Рё, перестань.
Он не знает, кого уговаривает, когда отталкивает горячие ладони от своего лица.
И в тишине тают сигаретным дымом несказанные слова.
Томохиса закрывает глаза и пытается выровнять дыхание скоростью.
- Как ты, Томо, как ты? - и опять это имя, как чужое, но какое-то очень нужное.
- Не называй меня так, - слова вырываются несвойственным ему рваным рыком. И звучат так, как будто это говорит Рё.
- Хорошо, - Рё беспомощно улыбается. Беспомощно и несчастно, так, как умеет только он, когда никто их не видит. За закрытыми дверями эта раненая улыбка, непохожая на привычную хищность - удар поддых. Нечестный приём, пробивающий бронь, ускоряющий отмирание.
Хочется шептать что-то банальное и нежное, чтобы вернуть вместо пустоты ласковые, чуть шершавые пальцы на щеке, на шее, на душе. Хочется вернуться назад и не бояться сказать об этом.
Но получается что-то другое.
Потому что Томохиса умеет проглатывать ком в горле и идти куда-то вперёд, в акварельную размытость приближающегося серого рассвета. Это глупое умение - одно из немногих, которыми он гордится.
Но врать себе с каждым днём всё труднее, и он опять набирает знакомый номер и слушает дежурные ответы на дежурные вопросы. А когда формальности кончаются - слушает красноречивую тягучую тишину.
И в конце знакомо-хриплое:
- Ну-я-пойду-спасибо-что-позвонил?
Именно так, сплошным вопросительно-утвердительным текстом.
И надо сказать "да", но получается глупое, вырвавшееся из-под контроля, слишком резкое "когда мы увидимся?"
Тон Нишикидо скучающий, немного усталый, в нём сквозит раздражение:
- Не знаю, ты же знаешь, какой сейчас плотный график. Через неделю, может, через 2, спишемся наверное.
И Томохиса слышит рефреном, машинописным стуком, барабанной дробью дождя за стеклом короткое английское слово never.
- А знаешь, вот какая интересная штука... - Аканиши устраивается в кресле удобнее, доведённым до автоматизма движением поправляет шляпу и ухмыляется. - Есть слова, которые не повторяются в разных языках.
Томохиса слушает растерянно, вполуха, и не может сейчас точно определить, где в монологе Джина светский трёп о погоде, а где не слишком умелые попытки поднять ему настроение.
После затянувшейся паузы до Ямашиты доходит, что Аканиши ждёт какой-то реакции на свои слова.
- Например? - спрашивает он и отворачивается к окну.
- Never, - Томохиса чувствует взгляд Джина на своей спине. Иногда он не знает: то ли Джин умеет читать мысли, то ли он настолько хорошо изучил чужую душу.
- Never, - повторяет Аканиши. - В японском нет такого слова. Я всё не могу понять, почему. Может мы просто считаем слишком невежливым говорить кому-то такое. А может мы просто охренеть какие оптимисты.
- Пожалуй, - равнодушно кивает Томохиса, отводя взгляд.
Он не знает, где кончается сон, а где начинается реальность. В призрачном рассветном мерцании за окном ещё не растаяли ночные призраки. Сквозь тонкую ткань занавесок один тонкий, невесомый луч проникает вглубь комнаты и тает, не касаясь едва ощутимым теплом руки Томохисы.
И короткая трель пришедшей смс больше похожа на отзвук сна.
Всего одно слово
Привет.
Это не объяснение, это не выход, даже тени надежды нет в этом слове. Но Томохиса тихо улыбается.
В это утро он наконец догадывается, почему в японском языке нет слова "никогда".
Потому что "никогда" - это слишком долгое расстояние до встречи.
@музыка: 酒と泪と男と女 + Confession
@темы: фанатическое народное, Рё~Томо
Ужасно стыдно, чтоя совсем пропала
*виновато-виновато-виновато*
очаровательно!!спасибо.))))
спасибо!