Непоправимо падка на вишни с джином в обществе чеширских котов
Внезапно создалось нечто не особо позитивное....
И может недоработанное. Но очень хотелось поскорее дописать.
Джин следит за чужими движениями с показным безразличием, лениво тянется за своей выпивкой, невзначай задевает рукой голое предплечье.
Просто так, чтобы помнил, что он здесь, рядом. Только немного голову повернуть, чуть наклониться....
Но он не поворачивается, а вместо этого достаёт телефон, задумчиво крутит его в пальцах, открывает. Нечего делать, скучно. А Джин рядом, сидит и смотрит.
Но не на телефон, на длинные ресницы, отбрасывающие в цветном клубном отблеске тени на щёки, на закушенную губу, на нахмуренные брови.
Джину хочется сказать "не хмурься, морщины будут", но это прозвучит глупо, странно, не в кассу. Совсем не в его духе, короче.
Поэтому он говорит совсем другое:
- Пойдём танцевать?
Ноль реакции.
И громче, стараясь перекричать музыку:
- Пи, пойдём танцевать?
Ямашита рассеянно поднимает голову и несколько секунд непонимающе смотрит на Джина: кажется, он просто забыл, кто сегодня вытащил его в клуб.
- А, да, можно.
И они танцуют. Джин хочет подвинуться ближе, дотронуться, обнять, но он ничего этого не делает. Просто танцует. Рядом.
Конечно, Ямашите надоедает быстро, как всегда. Джин танцевал бы и дальше, но Пи уже тянет его к бару.
И да, Аканиши вполне понимает, что это очень плохая идея, но всё же быстро глотает крепкий алкоголь. А с каждым следующим глотком внутри всё больнее. Ещё немного, и он уже откровенно и пристально изучает профиль Пи.
Ямашита приподнимает голову и вопросительно смотрит в глаза, а потом устало трёт лоб:
- Джин, ты же знаешь, я не...- заминается. - Мне девушки нравятся.
Аканиши в ответ встряхивает волосами и невесело усмехается:
- Да знаю я. Просто...
Пауза.
- Пьяный.
Ямашита снова хмурится: его напрягают эти незаконченные, повисшие в воздухе фразы, эта ночь и бледное, непривычно усталое лицо Джина напротив... Он достаточно хорошо знает Аканиши, да он знает Аканиши едва ли не лучше всех. И понимает, что происходит. Слишком отчётливо. Но помочь не может ничем.
И от этого с каждым днём словно кто-то добавляет по новому кирпичику в невидимую стену между ними.
А ещё Томохиса чувствует, как внутри упрямо крепнет его собственное одиночество. И да: ему отчаянно хочется чужого тепла рядом. "Ну откуда эта глупая сентиментальщина, - думает Пи. - Ну и что, что я сейчас как дурак - один?"
Пи косится на Джина. Ему гораздо более одиноко и больно, Томохиса знает это. Если бы он был не он, тогда... Хотя... Тогда бы он не был собой, видимо.
Пи путается.
Ямашита теребит волосы позаимствованным у Джина, знакомым движением.
Заказывает текилы и выпивает её залпом, не морщась.
А потом смотрит в стену напротив и заплетающимся языком начинает:
- Джин...
Джин молчит.
Ямашита оборачивается, но Аканиши уже нет рядом.
Томо расстроенно качает головой: он только собрался честно сказать, объяснить, расставить все точки над i. А вот ведь...
Пи проходит в глубь тёмного помещения, садится рядом с Джином, виновато и несколько пьяно тыкает его пальцем в руку:
- Ну чего ушёл?
Даже в темноте заметно, как хищно, сердито блестят глаза Аканиши:
- Сидел бы лучше там...
Пи чешет затылок и честно отвечает:
- Мне одиноко.
Аканиши делает большой, быстрый глоток, высоко откидывая голову, так что становится видно нервное движение кадыка, и также нетрезво смотрит на Пи:
- Я, конечно, могу исправить, но как бы, ты будешь не в восторге.
Пи смеётся:
- В темноте, на ощупь, у тебя губы как у девушки, да ты сам как девушка.
Джин тоже смеётся, хотя ему совсем не смешно. Может стоит обидеться, но он не может.
Томохиса прерывает смех и смотрит в глаза Джину пристально и отчаянно:
- А может мне попробовать?
- Что? - Джин вздрагивает.
- Ведь, правда, похож.
У Аканиши в горле внезапно встаёт ком. От того, что Пи сейчас говорит о нём в третьем лице, как о ком-то постороннем.
От того, что алкоголь больше не греет кровь.
Но больше всего от смысла этих слов.
Аканиши молчит.
Но его молчание красноречивое, поломанное.
- Шутка, шутка, - Пи мотает головой и хлопает Джина по плечу.
А Джин на несколько секунд закрывает глаза и накрывает руку Томохисы на плече своей.
Даже так он всё равно чувствует тяжёлый, тёмный взгляд Пи на своём лице. Это больно.
Аканиши опускается на корточки рядом с Томо, коленями прямо на грязный, истоптанный пол клуба.
И Пи протягивает руку, рассеянно гладит по густым отросшим волосам.
А голос у Джина тихий, едва слышный:
- Кем хочешь.
- Что?
- Я буду кем хочешь.
Ямашита снова смеётся. Так он не смеётся никогда: хрипло, нервно, отчаянно.
Тогда Джин поднимает лицо, и Пи гладит его по щеке, большим пальцем невзначай задевая нижнюю губу.
Кажется, что во всём клубе - ни звука, ни движения.
Может быть, только дыхание Ямашиты, когда он, наклонившись, жёстко целует податливые губы.
Пи крепко, резко сжимает плечи Аканиши, и Джин позволяет.
Странно, но он не чувствует радости, не чувствует ничего. Почти. Только разве что, подняв ресницы, замечает, как отчаянно зажмуривает глаза Ямашита прежде чем снова сжать его лицо ладонями, покрывая губы злыми, пьяными поцелуями-укусами.
И становится больно.
Джин всё понимает: и то, что Ямашита не хочет видеть лица, которое целует. И то, что завтра Ямашита будет жалеть. И то, что он ещё долго не сможет смотреть в глаза Джину. И Джин не сможет. Ещё дольше.
Но всё равно прижимает к себе Томохису и неожиданно даже для себя шепчет ему на ухо:
- Люблю.
- Что? Не слышу.
- Ничего. Я оговорился.
И может недоработанное. Но очень хотелось поскорее дописать.
Джин следит за чужими движениями с показным безразличием, лениво тянется за своей выпивкой, невзначай задевает рукой голое предплечье.
Просто так, чтобы помнил, что он здесь, рядом. Только немного голову повернуть, чуть наклониться....
Но он не поворачивается, а вместо этого достаёт телефон, задумчиво крутит его в пальцах, открывает. Нечего делать, скучно. А Джин рядом, сидит и смотрит.
Но не на телефон, на длинные ресницы, отбрасывающие в цветном клубном отблеске тени на щёки, на закушенную губу, на нахмуренные брови.
Джину хочется сказать "не хмурься, морщины будут", но это прозвучит глупо, странно, не в кассу. Совсем не в его духе, короче.
Поэтому он говорит совсем другое:
- Пойдём танцевать?
Ноль реакции.
И громче, стараясь перекричать музыку:
- Пи, пойдём танцевать?
Ямашита рассеянно поднимает голову и несколько секунд непонимающе смотрит на Джина: кажется, он просто забыл, кто сегодня вытащил его в клуб.
- А, да, можно.
И они танцуют. Джин хочет подвинуться ближе, дотронуться, обнять, но он ничего этого не делает. Просто танцует. Рядом.
Конечно, Ямашите надоедает быстро, как всегда. Джин танцевал бы и дальше, но Пи уже тянет его к бару.
И да, Аканиши вполне понимает, что это очень плохая идея, но всё же быстро глотает крепкий алкоголь. А с каждым следующим глотком внутри всё больнее. Ещё немного, и он уже откровенно и пристально изучает профиль Пи.
Ямашита приподнимает голову и вопросительно смотрит в глаза, а потом устало трёт лоб:
- Джин, ты же знаешь, я не...- заминается. - Мне девушки нравятся.
Аканиши в ответ встряхивает волосами и невесело усмехается:
- Да знаю я. Просто...
Пауза.
- Пьяный.
Ямашита снова хмурится: его напрягают эти незаконченные, повисшие в воздухе фразы, эта ночь и бледное, непривычно усталое лицо Джина напротив... Он достаточно хорошо знает Аканиши, да он знает Аканиши едва ли не лучше всех. И понимает, что происходит. Слишком отчётливо. Но помочь не может ничем.
И от этого с каждым днём словно кто-то добавляет по новому кирпичику в невидимую стену между ними.
А ещё Томохиса чувствует, как внутри упрямо крепнет его собственное одиночество. И да: ему отчаянно хочется чужого тепла рядом. "Ну откуда эта глупая сентиментальщина, - думает Пи. - Ну и что, что я сейчас как дурак - один?"
Пи косится на Джина. Ему гораздо более одиноко и больно, Томохиса знает это. Если бы он был не он, тогда... Хотя... Тогда бы он не был собой, видимо.
Пи путается.
Ямашита теребит волосы позаимствованным у Джина, знакомым движением.
Заказывает текилы и выпивает её залпом, не морщась.
А потом смотрит в стену напротив и заплетающимся языком начинает:
- Джин...
Джин молчит.
Ямашита оборачивается, но Аканиши уже нет рядом.
Томо расстроенно качает головой: он только собрался честно сказать, объяснить, расставить все точки над i. А вот ведь...
Пи проходит в глубь тёмного помещения, садится рядом с Джином, виновато и несколько пьяно тыкает его пальцем в руку:
- Ну чего ушёл?
Даже в темноте заметно, как хищно, сердито блестят глаза Аканиши:
- Сидел бы лучше там...
Пи чешет затылок и честно отвечает:
- Мне одиноко.
Аканиши делает большой, быстрый глоток, высоко откидывая голову, так что становится видно нервное движение кадыка, и также нетрезво смотрит на Пи:
- Я, конечно, могу исправить, но как бы, ты будешь не в восторге.
Пи смеётся:
- В темноте, на ощупь, у тебя губы как у девушки, да ты сам как девушка.
Джин тоже смеётся, хотя ему совсем не смешно. Может стоит обидеться, но он не может.
Томохиса прерывает смех и смотрит в глаза Джину пристально и отчаянно:
- А может мне попробовать?
- Что? - Джин вздрагивает.
- Ведь, правда, похож.
У Аканиши в горле внезапно встаёт ком. От того, что Пи сейчас говорит о нём в третьем лице, как о ком-то постороннем.
От того, что алкоголь больше не греет кровь.
Но больше всего от смысла этих слов.
Аканиши молчит.
Но его молчание красноречивое, поломанное.
- Шутка, шутка, - Пи мотает головой и хлопает Джина по плечу.
А Джин на несколько секунд закрывает глаза и накрывает руку Томохисы на плече своей.
Даже так он всё равно чувствует тяжёлый, тёмный взгляд Пи на своём лице. Это больно.
Аканиши опускается на корточки рядом с Томо, коленями прямо на грязный, истоптанный пол клуба.
И Пи протягивает руку, рассеянно гладит по густым отросшим волосам.
А голос у Джина тихий, едва слышный:
- Кем хочешь.
- Что?
- Я буду кем хочешь.
Ямашита снова смеётся. Так он не смеётся никогда: хрипло, нервно, отчаянно.
Тогда Джин поднимает лицо, и Пи гладит его по щеке, большим пальцем невзначай задевая нижнюю губу.
Кажется, что во всём клубе - ни звука, ни движения.
Может быть, только дыхание Ямашиты, когда он, наклонившись, жёстко целует податливые губы.
Пи крепко, резко сжимает плечи Аканиши, и Джин позволяет.
Странно, но он не чувствует радости, не чувствует ничего. Почти. Только разве что, подняв ресницы, замечает, как отчаянно зажмуривает глаза Ямашита прежде чем снова сжать его лицо ладонями, покрывая губы злыми, пьяными поцелуями-укусами.
И становится больно.
Джин всё понимает: и то, что Ямашита не хочет видеть лица, которое целует. И то, что завтра Ямашита будет жалеть. И то, что он ещё долго не сможет смотреть в глаза Джину. И Джин не сможет. Ещё дольше.
Но всё равно прижимает к себе Томохису и неожиданно даже для себя шепчет ему на ухо:
- Люблю.
- Что? Не слышу.
- Ничего. Я оговорился.
Nika-Lia спасибо
У меня отношение к Пину тоже несколько противоречивое
Но не могу сказать, что мне он не интересен, как видно из драббла выше :Р
Хотя как друзья они смотрятся красивее чисто эстетически и внешне, имхо
отлично, что понравилось