Непоправимо падка на вишни с джином в обществе чеширских котов
Я обязательно напишу что-нибудь побольше, но вот прямо сейчас написалось это. Поэтому очень прошу сильно не ругаться, если что.
Нишикидо не проще других. Ему бывает так больно и зло, что хочется царапать ногтями гладкую поверхность стеклянной стены. Ему бывает так жутко и пусто, что хочется рычать и орать. Чтобы случайные прохожие вздрагивали, а внутри разливалось сумасшедшее злое веселье.
И иногда хочется расколошматить что-нибудь на мелкие осколки, клочки, труху...
Есть люди, которым можно всё рассказать.
В пустоте полуночных кафе, срываясь на крик в дымном грохоте токийских клубов, в тишине утренней спальни.
А есть кто-то один, кому можно не говорить.
И молча, хрипло дышать в тёплую щёку на рассвете, рассеянно, по-хозяйски обнимать за талию, смеясь какой-то дурацкой шутке Джина. Пока никто не видит, поспешно целовать и кусать пухлые губы.
И иногда Нишикидо нужно упираться горячим лбом в плечо и надрывно, на одной ноте, рычать от бессилия и непонятной злости.
Нужно. Необходимо.
Нишикидо не проще всех остальных, но у него есть Ямашита.
Он может не понять, особенно со сна, особенно после работы, особенно когда чем-то занят.
Но даже не понимая, Ямашита откуда-то знает, что прижимая ладонь к ноющему виску, осторожно касаясь пальцами пульсирующей вены, он поможет унять ту боль, с которой невозможно справиться одному.
Рё рассеянно повторяет "Томо". Срывающимся на какую-то детскую благодарную нежность голосом. Покрывая знакомое лицо рваными нервными поцелуями.
- Я здесь, - отвечает Томохиса, выдыхая всей грудью.
- Нет, - качает головой Рё. - Ты здесь.
Он прижимает руку Томохисы к своей груди.
Возможно, Нишикидо сложнее других. Это пугает и утешает. А возможно, это самолюбие. Завтра он снова запишет в своём j-web о том, что его пугает. Завтра он снова будет язвительно усмехаться чужим слабостям, чужой гордыне и глупости.
Завтра будет завтра. А сегодня он может только бессильно и мягко улыбаться, прижимаясь губами к щеке Томохисы.
И уже засыпая, Нишикидо Рё подумает, что, наверное, он счастливее других.
Нишикидо не проще других. Ему бывает так больно и зло, что хочется царапать ногтями гладкую поверхность стеклянной стены. Ему бывает так жутко и пусто, что хочется рычать и орать. Чтобы случайные прохожие вздрагивали, а внутри разливалось сумасшедшее злое веселье.
И иногда хочется расколошматить что-нибудь на мелкие осколки, клочки, труху...
Есть люди, которым можно всё рассказать.
В пустоте полуночных кафе, срываясь на крик в дымном грохоте токийских клубов, в тишине утренней спальни.
А есть кто-то один, кому можно не говорить.
И молча, хрипло дышать в тёплую щёку на рассвете, рассеянно, по-хозяйски обнимать за талию, смеясь какой-то дурацкой шутке Джина. Пока никто не видит, поспешно целовать и кусать пухлые губы.
И иногда Нишикидо нужно упираться горячим лбом в плечо и надрывно, на одной ноте, рычать от бессилия и непонятной злости.
Нужно. Необходимо.
Нишикидо не проще всех остальных, но у него есть Ямашита.
Он может не понять, особенно со сна, особенно после работы, особенно когда чем-то занят.
Но даже не понимая, Ямашита откуда-то знает, что прижимая ладонь к ноющему виску, осторожно касаясь пальцами пульсирующей вены, он поможет унять ту боль, с которой невозможно справиться одному.
Рё рассеянно повторяет "Томо". Срывающимся на какую-то детскую благодарную нежность голосом. Покрывая знакомое лицо рваными нервными поцелуями.
- Я здесь, - отвечает Томохиса, выдыхая всей грудью.
- Нет, - качает головой Рё. - Ты здесь.
Он прижимает руку Томохисы к своей груди.
Возможно, Нишикидо сложнее других. Это пугает и утешает. А возможно, это самолюбие. Завтра он снова запишет в своём j-web о том, что его пугает. Завтра он снова будет язвительно усмехаться чужим слабостям, чужой гордыне и глупости.
Завтра будет завтра. А сегодня он может только бессильно и мягко улыбаться, прижимаясь губами к щеке Томохисы.
И уже засыпая, Нишикидо Рё подумает, что, наверное, он счастливее других.
Я обязательно напишу что-нибудь побольше, Ловлю на слове
Очень понравилось.)
changiskiss
Ловлю на слове
ну теперь точно никуда не денусь