Непоправимо падка на вишни с джином в обществе чеширских котов
Как-то так...
Очередной фанфик.
читать дальшеЯмашита так и не смог понять, когда это началось. Наверное, тогда, когда они познакомились.
Когда он переехал в этот дом.
Утренние лучи мартовского солнца скользили по земле, не оставляя даже следа тепла, из открытого окна напротив доносился запах свежесваренного кофе, и глаза Соске были такого глубокого чёрного цвета, что в них почти невозможно было смотреть. Временами, когда эта казавшаяся бездонной чернота походила на слепящий свет солнца, Ямашите хотелось закрыть лицо руками, защищаясь.
Но в конце концов Томохиса сам не заметил, как это случилось. Отчего вышло так, что когда он не видел Соске днём, эти глаза снились ему по ночам. Или улыбка, в которой обрывистая жёсткость как -то странно соседствовала с мягкой насмешливостью взгляда.
Прошёл год, прежде чем они стали друзьями. Прошёл ещё один год, прежде чем Томохиса понял, что они так никогда ими и не станут. Соске просто подпустил его ближе, позволил иногда молча сидеть вечерами в до странности пустой, похожей на медицинский кабинет, кухне. Пить давно остывший безвкусный чай и слушать тишину. И не задавать вопросов. Просто быть рядом, становиться частью одиночества внутри Соске.
Однажды Соске привык к Томохисе также, как он когда-то привык к высокому таршеру, по вечерам заливавшему гостиную ледяным белым светом. И также как для таршера, для Ямашиты Томохисы в жизни Ойкавы Соске были определены набор функций, время использования и, возможно, срок годности. Его единственное имя было вписано безупречно аккуратным почерком в личную анкету Соске напротив слова "знакомые". Прямо под пустовавшим пунктом "личная жизнь".
Ямашита знал это, он видел ту анкету, и почему-то пальцы Томохисы чуть дрожали, когда сжимали стопку листов. Соске тогда вежливо поинтересовался, всё ли в порядке, прежде чем взять листы обратно и с железным лязгом скрепить их степлером.
А потом появилась она. Ямашита догадался о появлении Мичиру по лихорадочной грусти в глазах Соске. А потом он увидел эту улыбку.
Томохиса возвращался с работы, когда заметил. Сразу. Соске стоял, прислонившись к стене дома: его волосы растрепались, куртка была распахнута, шарф сбился. Но он не замечал. Соске говорил по телефону и улыбался. Ямашита никогда не видел у него такой улыбки.
Как когда-то, несколько лет назад, Ямашите захотелось закрыть глаза руками, чтобы не верить им. И не слышать неумелой ласковости хриплого простуженного голоса.
Томохиса развернулся и ушёл. В эту ночь он не вернулся домой. И где-то на 5-ой порции виски ему удалось забыть чужое, незнакомое женское имя.
Но на следующий день это имя повторил уже сам Соске. Когда он говорил о ней, Томохисе казалось, что Соске не видит Ямашиту. Он не видел никого, и от этого сердце, всё медленнее бьющееся в груди Томо, покрывалось инеем.
Ямашита не хотел видеть её лица, не хотел знать. Ничего. Когда закрываешь глаза, можно притвориться, что твоя реальность - ненастоящая. Или что чужой голос называет тебя по имени.
И иногда Томохисе казалось, что лучше совсем ничего не чувствовать, чем держать в себе бесполезную, будто смертельно больную любовь.
Но однажды случилось это. Томохиса сначала несколько секунд с недоумением смотрел на телефон в своих руках. Соске никогда не звонил ему. Единственным способом общения были лаконичные спокойные смс, будто скопированные из папки "шаблоны". Без эмоций, без контекста.
Но сейчас на том конце провода Томохиса скорее не услышал, а почувствовал сбитое, судорожное дыхание. И тишину, такую густую, что она сдавливала лёгкие, и нечем становилось дышать даже здесь, в просторном офисе компании.
До их дома от работы - 20 минут, всего лишь. Фешенебельный район, почти непозволительная роскошь за сумасшедшие деньги. От офиса Ямашиты до квартиры Соске 26 минут. Ровно.
Но в тот день он добежал до квартиры за 15. Возможно потому, что бросил всё, сорвавшись с места как только услышал слишком громкие, ледяные гудки. И не думал ни о чём, пока бежал.
Дверь была распахнута, слабого света уличных фонарей едва хватало, чтобы осветить фигуру сидящего на полу хозяина квартиры. Ямашита опустился перед ним на колени. Он хотел спросить, сказать, но только протянул руку.
А Соске ответил на незаданный вопрос бесцветным, пустым голосом:
- Я её ударил. А потом ещё. Я бил её, пока она не убежала. И знаешь за что?
Его глаза сверкнули в темноте сумасшедшим отчаянием пополам с болью:
- Она ведь меня не любит. Не любит, понимаешь?
Томохиса вздрогнул от этого взгляда, от смысла этих слов, от того, что увидел, как Соске сжимает в кулаки руки со сбитыми в кровь костяшками пальцев.
Ямашита помолчал, а потом сел рядом, прислонившись к стене спиной, и спросил:
- Что ты будешь делать?
Соске смотрел перед собой немигающим взглядом:
- Я её верну. Я буду пытаться. А если не смогу, я умру.
Ямашита мог бы сказать многое, мог бы утешить, но вместо этого задал вопрос, который причинил боль:
- А если она тебя не любит?
Соске опустил голову так, что чёлка закрыла глаза. Вся его фигура сразу стала какой-то жалкой, слабой. Он ответил тихо:
- Не любит. Меня никто не может любить. Я не человек. Я чудовище.
Томохиса посмотрел на него искоса, а потом резко развернулся и обнял, стараясь унять предательскую дрожь в пальцах.
Он сглотнул ком в горле, облизнул сухие губы и сказал:
- Я тебя люблю.
Когда Соске засмеялся, смех его был надтреснуто-горьким. Потом он сказал 2 слова, ещё тише, чем раньше. Так тихо, что Ямашита с трудом их расслышал:
- Хренов извращенец.
В этих словах не было боли, только отголосок благодарности.
Томо улыбнулся.
Он знал, что никто из них больше никогда не заговорит об этом.
Но всё же был рад, что от его любви Соске на пару секунд стало легче.
Это была справедливая цена.
Очередной фанфик.
читать дальшеЯмашита так и не смог понять, когда это началось. Наверное, тогда, когда они познакомились.
Когда он переехал в этот дом.
Утренние лучи мартовского солнца скользили по земле, не оставляя даже следа тепла, из открытого окна напротив доносился запах свежесваренного кофе, и глаза Соске были такого глубокого чёрного цвета, что в них почти невозможно было смотреть. Временами, когда эта казавшаяся бездонной чернота походила на слепящий свет солнца, Ямашите хотелось закрыть лицо руками, защищаясь.
Но в конце концов Томохиса сам не заметил, как это случилось. Отчего вышло так, что когда он не видел Соске днём, эти глаза снились ему по ночам. Или улыбка, в которой обрывистая жёсткость как -то странно соседствовала с мягкой насмешливостью взгляда.
Прошёл год, прежде чем они стали друзьями. Прошёл ещё один год, прежде чем Томохиса понял, что они так никогда ими и не станут. Соске просто подпустил его ближе, позволил иногда молча сидеть вечерами в до странности пустой, похожей на медицинский кабинет, кухне. Пить давно остывший безвкусный чай и слушать тишину. И не задавать вопросов. Просто быть рядом, становиться частью одиночества внутри Соске.
Однажды Соске привык к Томохисе также, как он когда-то привык к высокому таршеру, по вечерам заливавшему гостиную ледяным белым светом. И также как для таршера, для Ямашиты Томохисы в жизни Ойкавы Соске были определены набор функций, время использования и, возможно, срок годности. Его единственное имя было вписано безупречно аккуратным почерком в личную анкету Соске напротив слова "знакомые". Прямо под пустовавшим пунктом "личная жизнь".
Ямашита знал это, он видел ту анкету, и почему-то пальцы Томохисы чуть дрожали, когда сжимали стопку листов. Соске тогда вежливо поинтересовался, всё ли в порядке, прежде чем взять листы обратно и с железным лязгом скрепить их степлером.
А потом появилась она. Ямашита догадался о появлении Мичиру по лихорадочной грусти в глазах Соске. А потом он увидел эту улыбку.
Томохиса возвращался с работы, когда заметил. Сразу. Соске стоял, прислонившись к стене дома: его волосы растрепались, куртка была распахнута, шарф сбился. Но он не замечал. Соске говорил по телефону и улыбался. Ямашита никогда не видел у него такой улыбки.
Как когда-то, несколько лет назад, Ямашите захотелось закрыть глаза руками, чтобы не верить им. И не слышать неумелой ласковости хриплого простуженного голоса.
Томохиса развернулся и ушёл. В эту ночь он не вернулся домой. И где-то на 5-ой порции виски ему удалось забыть чужое, незнакомое женское имя.
Но на следующий день это имя повторил уже сам Соске. Когда он говорил о ней, Томохисе казалось, что Соске не видит Ямашиту. Он не видел никого, и от этого сердце, всё медленнее бьющееся в груди Томо, покрывалось инеем.
Ямашита не хотел видеть её лица, не хотел знать. Ничего. Когда закрываешь глаза, можно притвориться, что твоя реальность - ненастоящая. Или что чужой голос называет тебя по имени.
И иногда Томохисе казалось, что лучше совсем ничего не чувствовать, чем держать в себе бесполезную, будто смертельно больную любовь.
Но однажды случилось это. Томохиса сначала несколько секунд с недоумением смотрел на телефон в своих руках. Соске никогда не звонил ему. Единственным способом общения были лаконичные спокойные смс, будто скопированные из папки "шаблоны". Без эмоций, без контекста.
Но сейчас на том конце провода Томохиса скорее не услышал, а почувствовал сбитое, судорожное дыхание. И тишину, такую густую, что она сдавливала лёгкие, и нечем становилось дышать даже здесь, в просторном офисе компании.
До их дома от работы - 20 минут, всего лишь. Фешенебельный район, почти непозволительная роскошь за сумасшедшие деньги. От офиса Ямашиты до квартиры Соске 26 минут. Ровно.
Но в тот день он добежал до квартиры за 15. Возможно потому, что бросил всё, сорвавшись с места как только услышал слишком громкие, ледяные гудки. И не думал ни о чём, пока бежал.
Дверь была распахнута, слабого света уличных фонарей едва хватало, чтобы осветить фигуру сидящего на полу хозяина квартиры. Ямашита опустился перед ним на колени. Он хотел спросить, сказать, но только протянул руку.
А Соске ответил на незаданный вопрос бесцветным, пустым голосом:
- Я её ударил. А потом ещё. Я бил её, пока она не убежала. И знаешь за что?
Его глаза сверкнули в темноте сумасшедшим отчаянием пополам с болью:
- Она ведь меня не любит. Не любит, понимаешь?
Томохиса вздрогнул от этого взгляда, от смысла этих слов, от того, что увидел, как Соске сжимает в кулаки руки со сбитыми в кровь костяшками пальцев.
Ямашита помолчал, а потом сел рядом, прислонившись к стене спиной, и спросил:
- Что ты будешь делать?
Соске смотрел перед собой немигающим взглядом:
- Я её верну. Я буду пытаться. А если не смогу, я умру.
Ямашита мог бы сказать многое, мог бы утешить, но вместо этого задал вопрос, который причинил боль:
- А если она тебя не любит?
Соске опустил голову так, что чёлка закрыла глаза. Вся его фигура сразу стала какой-то жалкой, слабой. Он ответил тихо:
- Не любит. Меня никто не может любить. Я не человек. Я чудовище.
Томохиса посмотрел на него искоса, а потом резко развернулся и обнял, стараясь унять предательскую дрожь в пальцах.
Он сглотнул ком в горле, облизнул сухие губы и сказал:
- Я тебя люблю.
Когда Соске засмеялся, смех его был надтреснуто-горьким. Потом он сказал 2 слова, ещё тише, чем раньше. Так тихо, что Ямашита с трудом их расслышал:
- Хренов извращенец.
В этих словах не было боли, только отголосок благодарности.
Томо улыбнулся.
Он знал, что никто из них больше никогда не заговорит об этом.
Но всё же был рад, что от его любви Соске на пару секунд стало легче.
Это была справедливая цена.
@темы: фанатическое народное, Рё~Томо
очень надеюсь что такие грустные тексты не из-за реального настроения.. не пугай меня(((
лучше напиши как съездила в Питер))
Да, к сожалению Соске не спасти.
LenAchka,
Спасибо )))
Ну, возможно дело в том, что
я не смотрела всенародно любимого Доктора ХелиАйзава мне показался слишком сильным для этой историиАццкое НянЯшко,
Может быть и напишу.
Частично и правда не важнецки.
~Kouyou~,
А мы, извращенцы, просто очень тонко чувствуем друг друга
Наверное поэтому я так сопереживаю Соске
ты - извращенец?
Разумеется )
я тоже чудовище
ты - бака. )))
Есть немного